Н Е М О Е!!!!
Холодный сон
Прошу оставлять коменты))))
читать дальше Дул северный ветер, и Тору старался ехать быстрее. Приближался март, а зима не желала сдавать позиции. По утрам лужи похрустывали ледком. Дорога тоже обледенела, и с начала месяца Тору умудрился дважды свалиться с велосипеда. Фудзисиме он ничего не говорил, но мужчина заметил ссадины у него на руках, и отпираться стало бессмысленно.
- Оно и к лучшему, - беспечно заявил Тору. - Стукнусь головой - глядишь, память вернётся.
Фудзисима, однако, на шутку не повёлся, и на следующий день купил Тору шлем. "Он меня за школьника держит!" - про себя возмутился парень, но шлем надевал исправно.
Поворачивая к торговому кварталу, Тору заметил впереди человека. Фигура показалась знакомой, и он нагнал прохожего - просто, чтобы убедиться.
- Фудзисима-сан?
Мужчина обернулся.
- С работы идешь? Ты сегодня рано.
- Да, работал не в офисе, так что разрешили сразу домой, - Фудзисима посмотрел на часы. - Вы тоже закончили?
- Ага. Закрылись сегодня пораньше. В местной старшей школе выпускной был, они, как саранча, прошлись - всё подчистую смели. И вообще, у нас магазин популярный. Еще бы, с таким-то продавцом. Да школьницы по десять раз на дню забегают просто на меня, красивого, полюбоваться.
- Ясно, - с убийственной серьёзностью откликнулся Фудзисима.
Никакие шутки его не брали, разбивались о панцирь спокойствия, как волны о скалу. Сейчас, к примеру, что ему мешало отшутиться? Сказал бы что-нибудь типа "А я-то думал, ты последних покупателей распугаешь".
- Это была шутка, - вздохнул Тору.
- Да?
- Да. Кому я нужен... - парень мысленно встряхнулся и протянул Фудзисиме коробку: - Отнеси домой. Вкуснятина. Сегодня, правда, только одно, и то от детишек грудью защищал. Поехал я, мне еще за продуктами надо.
- Понятно. Большое спасибо.
Он никогда не забывал поблагодарить, а с пирожными обращался, будто с золотыми слитками. Это немедленно вернуло Тору хорошее настроение, и он бодро покатил в торговый квартал - присоединиться к торговочным баталиям домохозяек.
Недавно Тору пополнил свое кулинарное образование тушеным мясом с овощами, и теперь исходящая паром кастрюля появлялась на столе примерно раз в три дня. Просто, вкусно и не надоедает - надо только менять ингредиенты. Сегодня его приятельница, хозяйка рыбной лавки, по дешевке продала ему устрицы, и в гостиной пахло дотэнабэ(10).
- Так вот, стоит ему меня завидеть - и пошел брюзжать! Целыми днями придирается. И как только его жена терпит?
- Мг, - Фудзисима принялся дуть на устриц. Он вообще был чувствителен к горячей пище.
- А еще старик предложил научить меня делать пирожные. Я не прочь, но ведь с ним разговаривать невозможно. Орет, как на собаку, все желание отбивает.
Фудзисима жевал, время от времени поддакивая.
- А что, если я стану кондитером? Буду тебе каждый день какие хочешь пирожные печь!
Лицо Фудзисимы немного смягчилось.
- Правда, потребуется время.
- Придется раньше вставать?
- Сейчас я поднимаюсь в пять. Врагу не пожелаешь... Может, когда потеплеет, станет легче? Но пирожные - это, оказывается, так занятно! Какая-нибудь мелочь может все испортить, а может наоборот. Те, что готовит хозяин, на вкус выше всяких похвал, но вид у них совершенно топорный. Изысканности не хватает, изюминки. И лавка - глазу зацепиться не за что. Я посмотрел, как в других магазинах, кое-что поменял в обстановке, и продажи сразу поползли вверх.
- И вывеска новая.
- Ты видел? - обрадовался Тору.
- Проходил мимо по делам. Старая была вся ржавая, а эта очень даже красивая.
- Я сам выбирал. Хозяин всё жаловался, что я его разорю.
Раньше Тору думал, что разговоры за едой - табу. Но когда он начал работать в кондитерской и старик своими придирками доводил его до умопомрачения, Тору просто необходимо стало кому-то высказаться. Один раз Фудзисима имел неосторожность спросить его за ужином: "Как дела на работе?", и кипящее негодование получило выход. Еда была забыта, Тору принялся изливать наболевшее. Фудзисима удивился, но выслушал до конца, там и тут вставляя "Вот оно что", "Да?" и "Понятно". Тору заметил, что Фудзисима не то чтобы молчит за ужином - он молчит до тех пор, пока Тору не начнёт разговор. С того дня парень и отбросил принцип "Когда я ем, я глух и нем". Фудзисима серьёзно внимал всему подряд: как старик заявился на работу в надетых задом-наперед штанах, потому что жена была в больнице и не могла за ним проследить; как Тору советами помогал старшекласснице наладить отношения с бойфрендом; как Тору выдержал великое сражение с залетевшими в магазин голубями; какое красивое сегодня было небо; что завтра подморозит...
Тору сознавал, что ведёт себя, как детсадовец, но ему отчаянно хотелось говорить. И хотелось, чтоб его кто-то слушал.
Бывало, Фудзисима заканчивал ужин, но не вставал - ждал, пока Тору договорит. Тот спохватывался, краснел и набрасывался на безнадёжно остывшую еду. Потом Тору убирал посуду, а Фудзисима листал газету или включал новости. Эти два занятия, да еще поедание пирожных - вот и всё, чем он занимался в гостиной.
На прошлой неделе Фудзисима купил ковёр. Тору накануне делал уборку и ножками дивана поцарапал пол. Он извинился, а назавтра в гостиной лежал ковёр. Тору и сам об этом подумывал: хоть маленький коврик приобрести, просто под диван, уж больно холодные были деревянные полы. Вопрос, как всегда, упирался в деньги... Тёмно-зелёный ковёр мягко щекотал ноги: стоишь как на траве. Гостиная мало-помалу обретала обжитой вид. Мебели в ней по-прежнему было маловато, но выглядела комната гораздо уютнее, чем спальня Тору. Здесь они разговаривали, читали, смотрели телевизор. Читал, в основном, Фудзисима. Тору не чувствовал особой тяги к печатному слову и предпочитал пощелкать пультом. Когда Фудзисима смотрел новости, Тору краешком глаза поглядывал на него. Было одиноко. И пусть мужчина молчал, одно его присутствие уже успокаивало. Тору ненавидел момент, когда Фудзисима уходил к себе. Ему не нравилось быть одному. Само собой, он никогда бы в этом не признался.
- Такахиса?
Тору думал, что Фудзисима поглощён чтением, но тот смотрел прямо на него.
- Тебе нравится твоя работа?
Прямой вопрос требовал прямого ответа.
- Да.
- Тогда всё в порядке, - улыбнулся Фудзисима и снова уткнулся в книгу.
Тору сделал вид, что крайне увлечён происходящим на экране, а сам размышлял, к чему Фудзисима это спросил. Работа была неплохая. Конечно, неприятно, когда тебя постоянно одергивают, зато редкие похвалы приводили его почти в экстаз. Да и старик при более близком знакомстве оказался совсем неплохим человеком.
Через некоторое время Тору услышал глухой стук. Книга лежала на полу, а Фудзисима мерно сопел, растянувшись на диване. Одна рука свешивалась, чуть шевелились пальцы.
"Умотался", - пожалел Тору, глядя на бледные ввалившиеся щеки.
Он выключил телевизор и сидел в гостиной до полуночи. Потом хотел разбудить Фудзисиму, но тот так уютно спал... Немного поколебавшись, Тору включил обогреватель посильнее и принес из своей комнаты одеяло и три фотоальбома. Одеялом он накрыл спящего, а с альбомами устроился в изножье дивана - хоть как-то убить время. Тору не знал, как Фудзисима, а ему было бы одиноко проснуться в пустой комнате. В стекло бился ветер. "Вот увидишь, завтра пойдёт снег, - уверяла хозяйка рыбной лавки. - Надвигается холодный фронт, значит, будет снег".
В их с Фудзисимой отношениях сам черт ногу бы сломал. Якобы друзья, они держались друг с другом формальнее иных незнакомцев, а всё-таки Фудзисима постоянно за ним приглядывал. Даже будучи упрямым и диковатым.
Фудзисима особо не рассказывал о прошлом. Тору, попытавшись провести собственное расследование, выяснил довольно нелицеприятные подробности. Он был не прочь узнать свою прежнюю сущность, но толку с того, что он узнает?
Жизнь определенно наладилась. Старик спросил, не хочет ли Тору пойти к нему в ученики (хотя Тору сначала решил, что над ним издеваются). Из универмага он ушёл, но продолжал видеться с Кусудой: тот частенько забегал за пирожными. Дома - свой стул, еда на столе. Четыре месяца назад он и помыслить не мог, что настолько привяжется к неуютной гостиной и равнодушному человеку.
Отложив фотографии, Тору смотрел на Фудзисиму. Мужчина мерно дышал, вздрагивали длинные ресницы. "Интересно, я ему нравлюсь? - гадал Тору. - Смог бы он меня поцеловать, если бы не был пьян?"
А что насчет его самого? То, что он чувствует, можно назвать любовью? Когда Тору вспоминал то раннее утро и темный зовущий взгляд, у него от возбуждения будто температура поднималась. Но если у тебя на кого-то встает, это ещё не значит большой, светлой и пламенной. Виноваты те поцелуи. Если б их не было - этого всего тоже бы не было?
Один раз Тору видел, как Фудзисима наливает красные чернила в прозрачный стакан с водой. Алые ленты плыли, истончались, превращались в розовую дымку, наполняли стакан - и не исчезали, хотя казалось, вот-вот бесследно растворятся. Так и эмоции - ширясь, заполняли его существо.
Ладно, пусть не любовь... Тору хотел, чтобы Фудзисима заботился о нём, слушал его, улыбался ему.
Спящий глубоко вздохнул. На миг разомкнулись губы. Тору заскрипел зубами: он сейчас напоминал себе собаку, которой на нос положили кусок сахара и не велели трогать, и она сидит вся напружиненная, изнывающая... Любовь, хм. Если есть в душе человеческой источник, полный любви, Тору хотел увидеть его. Увидеть то, что навеки скрыто.
Фудзисима открыл глаза. Черные влажные глаза.
- Такахиса.
Тору вздрогнул и обнаружил, что сидит у изголовья, склонившись над Фудзисимой, и разделяет их от силы двадцать сантиметров.
- У тебя слюна течёт, - сказал он первое, что в голову пришло.
Мужчина залился краской и принялся вытирать рот.
- Ага, попался.
Сообразив, что его дурачат, Фудзисима ещё больше покраснел и взмолился:
- Не надо меня дразнить.
Ох, не следовало Тору так много думать о Фудзисиме. Ночью мысли аукнулись ему на редкость реалистичным сном. В этом сне Фудзисима тоже сказал: "Делай, что хочешь", вот только одежды на нем не было совсем, и выглядел он до того трогательно беззащитным, что святой бы не удержался. Имя Тору в список святых ещё никто не заносил...
Он вскочил посреди ночи и, переодеваясь, чувствовал неясный стыд, словно замарал нечто чистое, невинное. Запихнув перепачканное белье в стиральную машину, Тору посетил уборную и пошёл к себе. Путь лежал мимо комнаты Фудзисимы. Мысль о нём, спящем совсем рядом, за дверью, настолько ярко оживила в памяти сон, что Тору без малого пополам скрутило. Пришлось вернуться в туалет. Тихо ненавидя себя, он уселся на крышку унитаза и вдруг задумался: а какие сны видит Фудзисима?
Тору аккуратно укладывал разноцветные пирожные в одну из самых больших коробок. Потом закрыл коробку крышкой и прицепил печать с названием кондитерской.
- Ловко ты их, - восхитился Кусуда, завороженно наблюдая за его руками.
- Я же мастер, - откликнулся Тору и диву дался: так гордо это прозвучало.
Что и говорить, теперь его пальцы порхали, как бабочки, но на первых порах выходил форменный кошмар. Тору не привык к воздушной консистенции пирожных и оставлял на их боках глубокие вмятины. Когда он попробовал уложить их в коробку, они осыпались, как костяшки домино, и раскрошились. Тору попытался уничтожить последствия катастрофы, съев их на обед, однако старик его застукал. Нобору Сакаи - кондитер, он же "старик" и владелец лавки - заглянул в коробку и хитро подмигнул: "Что, вкусные мои пирожные?"
"Руки-крюки, - качал головой старик, наблюдая, как Тору сведёнными от напряжения пальцами пытается подцепить корзиночку с кремом. - Запомни, недотёпа, пирожные - они как женщины. Будешь с ними груб - и они сломаются. Нежность и забота - вот, что они любят." Тору сомневался, что человек, который своими упрямством и резкостью удивлял даже собственную жену, имеет право читать лекции на тему обхождения с женщинами. Но мало-помалу азы обращения с пирожными Тору усвоил. И все-таки десерты, изготовленные стариком, были слишком простые, без изыска. Со временем даже сам кондитер начал это понимать.
В качестве завершающего штриха Тору прицепил к крышке букетик цветов.
- И цветы сюда? - удивился Кусуда.
- Угу. Женщины в восторге от красивых упаковок.
Тору поставил коробку на прилавок. У Кусуды в университете готовился семинар, и он пришёл за пирожными. Среди присутствующих наверняка будет много девушек. Неплохой шанс разрекламировать кондитерскую. Ведь поток клиентов увеличивался, в основном, за счёт того, что люди рекомендовали магазин друзьям и знакомым. А женщины как-никак больше любят поговорить.
- Так, слушай сюда. Проследи, чтобы девушки попробовали первыми, даже если парни будут лезть вперед. А когда спросят, где ты брал пирожные, раздай вот это.
Тору сунул Кусуде стопку бледно-розовых бумажек, примерно с визитную карточку размером. Бумажки сообщали название и телефон кондитерской, часы работы и как до магазина добраться. Это нововведение тоже придумал Тору.
- Лучше спрятать их в холодильник и потом сразу съесть. Шагай, реклама ходячая, я на тебя рассчитываю.
- Как-как ты меня назвал?!
- Вы уж нас простите, что пользуемся вашей добротой, Кусуда-сан.
Сакаи-сан, занимавшаяся бухгалтерией в подсобном помещении, услышала их разговор и подошла к прилавку. Ее уже выписали из больницы, но она всё еще чувствовала себя неважно и на работе появлялась редко. Обходительная, учтивая... Оставалось только удивляться, как у такой милой женщины мог быть такой несносный муж.
- С тех пор, как Такахиса-сан у нас работает и вы советуете нас знакомым, торговля пошла в гору. Случилось даже несколько дней, когда мы все-все распродавали. По сравнению с тем, что раньше было, просто чудо. Спасибо вам.
- Ну, мы тоже молодцы, - вмешался Тору. - Используем отличные продукты, вот и пирожные получаются вкусные. Если бы еще старик повежливее был...
- Заткнись и займись делом! - рявкнули из подсобки.
Кусуда вздрогнул.
- Ох, простите, - сокрушенно сказала Сакаи-сан. - Он всегда такой.
- Да, первым делом порекомендуй слоёное: там заварной крем - пальчики оближешь. Если не веришь, сам попробуй.
- А я думал, ты не любишь сладкое, - протянул Кусуда. - Ты что, всё тут перепробовал?
- Всё не всё, но многое. Фудзисима-сан, к примеру, очень хвалит слоёное.
- Кусуда-сан, скажите, - Сакаи-сан перегнулась через прилавок, - мне так любопытно, какая у Такахисы-сан девушка. Я спрашивала, но он не признаётся. Похоже, она великая сладкоежка.
- Я же говорил, что это мой друг любит пирожные. Он мужчина, мы живём в одной квартире.
Благодаря Кусуде - тот прыснул: "Девушка? У Такахисы? Насмешили!" - Сакаи-сан, наконец, поверила, что у Тору нет подружки. Хотя тот факт, что он делит жильё с мужчиной, которому почти тридцать, ее изрядно удивил.
Днем шёл дождь, торговля бойкостью не отличалась, и к часу закрытия осталось штук десять пирожных. Сакаи-сан упаковала их и отдала Тору. Он как раз закончил уборку и собирался домой.
- Ничего, что так много? - забеспокоился парень.
Женщина широко улыбнулась:
- Оставлять их назавтра нельзя, всё равно придется выбрасывать. Пусть лучше пользу принесут. Сами не справитесь, угостите друга или подругу.
Слово "подруга" показалось неуместным. Интересно, у Фудзисимы есть девушка? Тору был уверен, что нет. Будь у него кто-то, он вряд ли обременил бы себя другом с амнезией. И случаи, когда в квартире звонил телефон, можно было по пальцам пересчитать. Но чем чёрт не шутит...
Надев шлем, подхватив сумку и коробку с пирожными, Тору пошел на задворки здания кондитерской. Рядом с велосипедом маячила человеческая фигура. Сначала Тору насторожился: уж не вор ли? - но потом разглядел знакомое длинное пальто.
- Что ты здесь делаешь?
- ...мимо проходил, - пробормотал Фудзисима. - Подумал, раз уж я здесь, мы могли бы пойти домой вместе.
У Тору сердце ёкнуло от радости.
- Зашел бы в магазин. Холодно ведь.
- Я совсем недолго жду.
Правая рука, которой Фудзисима держал дипломат, покраснела, и губы у мужчины были бледные. Наверняка соврал бы, что только-только пришел, даже если б два часа на холоде топтался. Тору стащил перчатку:
- Возьми.
Фудзисима покачал головой:
- Спасибо, не надо.
- Тебе пирожные нести. А я руку в карман суну.
Как Фудзисима не отнекивался, Тору его переупрямил. Фудзисима надел перчатку на правую руку и взял коробку.
- Кажется, она тяжелее, чем обычно.
- Погода. Так что у тебя сегодня большой улов. Наешься до отвала.
- Ясно... - его губы скривились, будто в спазме: холод сковал даже улыбку.
Тору медленно, приноравливаясь к шагу Фудзисимы, толкал велосипед. Дорога обещала занять вдвое больше времени, чем обычно, но Тору это даже радовало.
- ...кажется, Кусуда запал на какую-то девчонку с семинара...
Разговор не клеился. В общем-то, их беседы носили довольно односторонний характер. Тору говорил, Фудзисима слушал, вставляя "Ясно" и "Понятно", и Тору устоявшийся порядок вполне устраивал. Но сегодня Фудзисима был на удивление невнимателен. Чувствовалось, что он подаёт реплики механически, лишь для вида.
- Фудзисима-сан.
Мужчина вздрогнул.
- Что случилось? Тебя что-то беспокоит?
- Не то чтобы, - обронил Фудзисима.
Говорить самому с собой было бессмысленно, Тору прикусил язык. Они в молчании шагали по дороге, и Тору чувствовал, что иди он сейчас один, и то не ощущал бы такого одиночества.
- Ты случайно...
Перед станцией кипела толпа.
- Ты случайно не говорил никому со своей старой работы адрес и телефон моей квартиры?
- А... говорил.
- Зачем?
Смущённый очевидным укором, Тору принялся оправдываться:
- Я только одному парню сказал. Когда я уволился, им в офис начала названивать женщина - меня разыскивала. Вот я и попросил: пусть мне сообщат, если она снова появится. А что, Иси звонил?
- Да, - мрачно ответил Фудзисима.
- И что говорил?
- Спрашивал, как у тебя дела.
- И всё?
- Всё.
С Иси они беседовали три месяца назад, и за всё это время бывший коллега ни разу не пытался с ним связаться. С чего ему вдруг звонить, просто чтобы узнать, как у Тору дела? Наверняка, он сказал ещё что-то... про ту женщину, например. Но зачем Фудзисиме это скрывать? Предположим, мужчина действительно соврал. Скажем, если он на самом деле любит Тору, а женщина - бывшая подруга Тору и хочет возобновить отношения, естественно, что Фудзисиме такое не по вкусу. Чистой воды эгоизм, конечно... с другой стороны (в горле стало горько и сладко одновременно), ложь и ревность куда лучше, куда человечнее полного безразличия. Фудзисиме не хватало эмоциональности, он редко улыбался. В конце концов, был уж чересчур охоч до сладкого, и всё-таки... Тору украдкой покосился на профиль идущего рядом мужчины. Фудзисима знал о нём многое. Должно быть, знал и о его прошлой любви. А Тору о Фудзисиме ничего не знал. Это было нечестно.
- Фудзисима-сан, у тебя есть девушка?
Мужчина удивлённо поднял брови, но отмалчиваться не стал:
- Нет.
"Как и я предполагал", - возликовал Тору:
- Но тебе кто-то нравится.
- Мммг, - последовало после некоторой паузы.
- Этот человек, который тебе нравится, он какой?
Фудзисима споткнулся. Приоткрыв рот, взглянул на Тору и запрокинул голову. Начался снег. Тяжелый, мокрый снег. Несколько секунд Фудзисима безучастно смотрел в небо, словно забыл ответ, потом медленно пошёл дальше. Тору побрёл следом, пристально глядя Фудзисиме в затылок. Крупные белые хлопья падали мужчине за воротник, это даже выглядело холодно. Тору достал из сумки шарф, попытался набросить на Фудзисиму, но нечаянно коснулся его шеи. Мужчина вскрикнул и дернул плечами. Коробка, которую он нёс, упала на землю.
- П-прости. Тебе снег за шиворот падал, я просто хотел шарф... Я не дурачился, честное слово!
Фудзисима потёр шею и опустил глаза:
- Ты не виноват. Это я от неожиданности.
- Извини.
- Ничего.
Тору всё равно волновался, не злится ли Фудзисима, и все норовил заглянуть ему в лицо. Он успел подумать, что Фудзисима, кажется, покраснел, когда мужчина поймал его взгляд и отшатнулся. В глазах - не то испуг, не то что... и подозрительный блеск.
- ...просто не люблю, когда меня за шею трогают, - промямлил он.
- Ну хорошо, - Тору счёл за лучшее сменить тему. - Как там пирожные?
Только сейчас Фудзисима вспомнил про коробку. Он поднял ее, приоткрыл крышку и помрачнел:
- Чуть-чуть помялись. Ничего страшного, все равно вкусно.
А чего тогда такое лицо? Тору сунулся посмотреть, но Фудзисима отпрыгнул. Губа прикушена, руки дрожат.
- Да что с тобой такое?
Мужчина, и без того красный, сделался багровым.
"Боги, - про себя охнул Тору, - я что, действительно ему нравлюсь?!"
- Пойдём домой, - жалобно попросил Фудзисима.
Тору толкал велосипед и гадал, когда всё это началось. Может, ещё до аварии? Кем они друг другу приходились? В самом деле только друзьями? В груди занимался жар. Тору хотел этой любви. Признаться, поцеловать, прижать к себе. Когда они вернутся... да, когда они вернутся домой, он скажет это вслух. А потом поцелует его. И всё у них случится по-настоящему, не во сне.
Фудзисима резко остановился. Тору едва не влетел ему в спину, вынырнул из мечтаний и обнаружил, что просто красный свет загорелся. За мыслями он ничего не замечал. Вокруг - серая бурлящая людская масса, единственное яркое пятно - Фудзисима.
- Тору Такахиса.
Свет сменился на зеленый. Надо было переходить, но Тору обернулся посмотреть, кто его зовет: перед ним стояла женщина, годами двумя-тремя старше его. В черном плаще, черной обуви, похожая на тень. Лицо незнакомое, но Тору не мог оторвать от неё глаз: её пристальный взгляд был страшен. Мелькнула тень: Фудзисима встал перед незнакомкой, закрывая от нее Тору. Парень и удивиться не успел. А потом женщина ударила Фудзисиму - Тору, даже не видя, почувствовал движение - отступила в нерешительности, развернулась и бросилась бежать.
"И кто это был? - опешил Тору. - Откуда она знала моё имя?"
Фудзисима мягко опустился на колени.
- Ты чего? - наклонился над ним Тору.
Фудзисима не ответил. Прохожие равнодушно, а кто и негодующе, оборачивались на скорчившегося перед самым перекрёстком мужчину. Тору оставил велосипед и присел на корточки:
- Тебе нехорошо?
Что-то капало на асфальт, у ног Фудзисимы расплывалась тёмное пятно.
- Что это?..
Лужица быстро росла.
- Откуда это течет?
Мужчина прижимал руку к животу, между пальцев сочилась красновато-чёрная жидкость. Тору ничего не понимал. И почему Фудзисима молчит?
Кто-то пронзительно закричал, кто-то требовал скорую. Тору в оцепенении сидел возле Фудзисимы. Руку сжали окровавленные пальцы, требовательно смотрели затуманенные глаза.
- Не говори про нож... ни в коем случае. Скажи, несчастный случай...
Только теперь Тору сообразил, что женщина пырнула Фудзисиму ножом.
- Но она ведь...
- Умоляю... обещай, что не скажешь... - Фудзисима захлебнулся кашлем.
- Хорошо, - пообещал Тору. - Не скажу. Лучше ничего не говорить, да?
Белое лицо Фудзисимы немного прояснилось:
- Если умру, все моё - твоё.
Уверенность, прозвучавшая в его голосе, причинила Тору почти физическую боль.
- Не городи чепухи. Умирать он собрался...
Теплая кровь заливала Тору джинсы, от сырого терпкого запаха мутило. Дрожа, он пытался сообразить, как же это случилось. Как такое вообще могло случиться?! Холодеющие пальцы до боли сдавили ладонь, Фудзисима уткнулся ему в грудь:
- Квартира, деньги... всё твоё. Живи, как пожелаешь... будь свободен...
Пальцы разжались.
- Фудзисима-сан! Фудзисима-сан!
Мужчина обмяк. Стиснув челюсти, чтоб зубы не стучали, Тору подхватил неподвижное тело. Расстегнул пиджак, рубашку, попытался зажать рану, но кровь текла, текла...
- Не вздумай! Открой глаза! Посмотри на меня, чёрт подери!
Его крики заглушила сирена скорой помощи.
Снег медленно таял на бледном лице, слезами скатывался по щекам.
В полутёмной приёмной Тору слушал усталого седого доктора.
- Трудно сказать наверняка... - доктор запнулся и ровно, уверенно продолжил: - Состояние критическое. Большая потеря крови, повреждены внутренние органы. Боюсь, вам следует приготовиться к худшему. Кстати, вы ведь его друг. Вас не затруднит связаться с его родственниками?
Родственники... Воспринимать реальность удавалось с трудом. Родственники... Тору до сего времени и уверен особо не был, что эти родственники вообще существуют. Фудзисима о них не говорил, Тору их не видел.
Парень порылся в дипломате. Строчки адреса в записной книжке пустовали. А мобильный? Как и у Тору, у Фудзисимы не было своего телефона - предоставили на работе. Тору просмотрел список номеров: лишь с десяток названий каких-то компаний да телефон госпиталя, где некогда лежал Тору. Никаких зацепок. Зато в визитнице нашлись карточки "Производство Тамасако" с телефонным номером и адресом. Тору набрал номер с мобильного Фудзисимы. К счастью, кто-то ещё находился на рабочем месте. Трубку поднял немолодой мужчина, и Тору с ходу ошарашил его известием, что Фудзисима сильно пострадал в результате несчастного случая. На вопрос о семье Фудзисимы сотрудник замялся:
- Он к нам присоединился с полгода назад. Серьёзный, очень тихий... Мы, кроме работы, ни о чём не разговаривали.
Шесть месяцев назад. Фудзисима сменил работу в то же время, когда Тору попал в аварию.
- Прошу, мне очень надо связаться с его родными. Неужели он совсем ничего не рассказывал?
На другом конце линии задумались:
- Он как-то упоминал, что не ладит с семьёй. Но деталей я, к сожалению, не знаю.
Подавив желание быть поближе к Фудзисиме, Тору пошёл домой, хоть ноги всё время норовили повернуть обратно. Тщательный обыск квартиры ничего не дал: ни открыток, ни фотографий, ни записок. Неудивительно, впрочем. Тому, кто отказался от семьи, вполне логично уничтожить всё, что могло о них напоминать.
В конце концов, Тору вернулся в больницу, прихватив страховку Фудзисимы. Ломая голову, как бы связаться с пресловутыми родственниками, парень вдруг подумал: а хотел бы этого Фудзисима? Раз порвал с ними всякие отношения... Неужто он пожелал бы их видеть? Тору понимал, что ведёт себя, как последний эгоист, но не мог ничего поделать. Ну не позвонит он им и что? Фудзисиме и одного Тору хватит. Чего тут такого - оставить Фудзисиму для себя. Этого угрюмого, молчаливого одиночку - только для себя. Тору сидел в холодной сумрачной приёмной и плакал навзрыд.
Вопреки всем угрожающим прогнозам, на следующий день доктор сообщил, что опасность для жизни позади. У Тору, который в мыслях успел Фудзисиму раз десять похоронить, будто все кости из тела вытащили. Теперь разрешили посещения. Фудзисима лежал на кровати весь в каких-то трубках, и Тору, завидевшему это душераздирающее зрелище, мигом расхотелось заходить в палату.
- Подойдите ближе, - уговаривала медсестра, - он в сознании.
Тору осторожно приблизился и сел рядом, но Фудзисима не открыл глаза. Лицо его было иссиня белым, мерно капала жидкость в капельницах. Тору даже дотрагиваться до него боялся, но потом решил, что кончиков пальцев, выглядывающих из-под простыни, коснуться можно. Коснулся - и подпрыгнул: пальцы были ледяные, как у трупа. Тору это не понравилось, он принялся согревать их рукой.
Так Тору сидел почти час, пока не пришла мерить давление медсестра. Она позвала Фудзисиму, и тот открыл глаза.
- Ты знаешь, кто я?
Его взгляд блуждал, потом он посмотрел на парня:
- Тору?
Слёзы брызнули сами собой. Медсестра стояла тут же, однако Тору и в голову не пришло ее стесняться.
- Не плачь, - прошептал Фудзисима. - Не надо плакать.
И он снова заснул. Когда медсестра ушла, Тору легонько поцеловал холодные пальцы. Самый заурядный человек - и всё-таки единственный во всём свете. Кто бы ни встал на пути, какие бы препятствия ни легли между ними - неважно. Тору любил его, так любил, что сам себе удивлялся.
На первой неделе пребывания Фудзисимы в больнице Тору возвращался домой со сменой одежды и заглянул в кондитерскую. За прилавком суетилась Сакаи-сан.
- Как ваш друг? - спросила она.
Тору ответил, что лучше.
- Ну, слава богам, - облегчённо улыбнулась женщина.
На следующий день после того, как Фудзисиму ранили, Тору объяснил ей, что его друг в больнице и за ним надо присмотреть, потому что родственников у него нет. "Разумеется, - закивала Сакаи-сан. - Не волнуйтесь", и Тору взял отпуск. Но от покупателей теперь не было отбою, и Тору волновался, как она одна тут справляется.
Фудзисиме постепенно становилось лучше. Завтра его обещали перевести из отдельной палаты в двухместную. Ещё он начал есть: правда, пока только жидкий рисовый отвар, по сути - тёплую воду. Вообще-то, уход в больнице был круглосуточный, и никто не заставлял Тору дневать там и ночевать. Однако парень места себе не находил, когда не видел Фудзисиму.
Теперь Фудзисима лежал в палате на двоих, и Тору вернулся на работу. По правде говоря, он и дальше хотел бы проводить с мужчиной весь день, но мысль о несчастной замученной Сакаи-сан, которая совсем недавно выздоровела, не давала ему покоя. Потекли хлопотные недели. С утра Тору заскакивал в больницу, потом шёл на работу, прямо из магазина опять отправлялся в больницу и сидел с Фудзисимой, пока не заканчивались часы посещения. Вот это время, восемь вечера, он ненавидел всей душой. Возвращаться домой одному было до того неуютно, что Тору всякий раз притворялся, что забывает о расписании. "Наверное, мне пора", - говорил он, не двигаясь с места. "Ладно, пойду я", - повторял через несколько минут. Но уходил на самом деле, только когда медсестра начинала ворчать.
Сидя в гостиной, Тору иногда вспоминал, как Фудзисима истекал кровью на его руках и говорил о смерти, как он сам трясся в приёмной, и к горлу подступали слезы. Если Кусуда или ещё кто из знакомых бывал рядом, становилось немного легче - разговоры отвлекали. Порой Тору думал о той женщине. Фудзисима явно не хотел, чтобы о ней узнали. Видно было, что рана нанесена острым предметом, а Фудзисима настаивал, что упал и напоролся на зонтик. Но раз потерпевший уверяет, что пострадал по собственной неосторожности, разбираться в деталях не стали.
Тору обещал никому не говорить, однако злость на преступницу росла день ото дня. К тому же его тревожила ещё одна вещь. Женщина назвала его имя, а потом только ткнула ножом Фудзисиму. Фудзисиму, который успел встать между ними. Не значит ли это, что ее истинной целью был Тору? Но если так, почему Фудзисима не обратится в полицию? Ведь ничто не мешает незнакомке предпринять еще одну попытку. Однако Фудзисима молчал: видно, женщина всё-таки приходила по его душу. Получается, он знал свою несостоявшуюся убийцу...
Впервые за долгое время Тору принес Фудзисиме пирожное. Вчера мужчину сняли, наконец, с рисовой диеты и позволили есть обычную еду. Ведь парочка пирожных входит в понятие нормальной еды? Как Тору и предвкушал, лицо Фудзисимы озарилось радостной улыбкой. Еще у них было кофе из термоса: Тору по своему опыту знал, какую бурду наливают больничные автоматы. Кофе и пирожные. Прямо как в их гостиной.
Фудзисима смаковал песочное пирожное с клубникой, и казалось, он сейчас растает, как тот крем. А Тору смотрел, и внутри всё сжималось от счастья. Люди, влюбляясь, становятся полными идиотами. Тору было всё равно: пусть идиот, зато счастливый идиот. Счастье бурлило и переливалось через край. Стоило Фудзисиме улыбнуться - и он чувствовал себя на седьмом небе. В голове крутились те же мысли, что и у большинства влюбленных дураков: "Как ещё его порадовать? Как сделать, чтобы он ещё раз улыбнулся?" Тору ловил и бережно откладывал в памяти каждый его жест, взгляд, слово. Жадно искал в них признаки симпатии. Наверное, Фудзисима это замечал - порой он ежился и опускал глаза.
- Я сам его украшал.
Фудзисима, не донеся вилки до рта, по-новому посмотрел на пирожное:
- Правда? Выглядит замечательно.
- Здесь единственное украшение было - узор вокруг ягоды. Ничего, скоро сезон клубники начнётся по-настоящему. Старик уже придумал что-то новенькое, и ему не терпится засучить рукава - а у него такое редко бывает. Это, кстати, наш пробный продукт, ты первым дегустируешь. Скажешь потом, как получилось.
- Понял, - кивнул Фудзисима и ловко подцепил клубничину.
Медленно, с удовольствием пережевал, облизнул пальцы. У Тору заныло в паху и голова кругом пошла. Пытаясь отвлечься, он перевёл взгляд с губ Фудзисимы на его грудь, но от этого легче не стало. Вряд ли бы кто назвал Фудзисиму хрупким, однако сейчас он сильно похудел, и шея в отвороте больничной пижамы казалась тонкой и прозрачной. Донельзя сексуальный вид. Не замедлил вспомниться давешний сон: сводящая с ума покорность, стоны до крика... Тору задержал дыхание. Пора бы уже разграничить грёзы и явь, тем не менее, фантазия с боем прорывалась в реальность.
- Фудзисима-сан, чем ты занимался в старшей школе?
Если Фудзисима и дальше будет молчать, воображение окончательно выйдет из-под контроля.
- Ты про кружки?
- Ага.
- Я посещал подготовительные курсы, на кружки уже некогда было ходить.
- Ну... а в средней?
- Садоводство.
- Любишь растения?
- Просто он отнимал минимум времени, а я много учился. Теперь, пожалуй, жалею, но нет, кружками я особо не увлекался. А почему ты спрашиваешь?
- Мм... так просто.
Мужчина пожал плечами:
- Об этом неинтересно говорить.
Тору готов был выслушивать любые банальности, лишь бы они срывались с губ Фудзисимы. Когда любишь, интересно всё. Но раз Фудзисима забраковал эту тему, он не решился настаивать. Между тем, объект его обожания доел пирожное и честно изложил свои впечатления: бисквит великолепный, крем сладковат. Однако Тору не слушал - он раздумывал, как бы так спросить поосторожнее.
- Можно вопрос?
- Да?
- Тебе знакома та женщина? Которая тебя ранила.
Фудзисима посуровел:
- Я не желаю это обсуждать.
- Откуда она знала моё имя?
Мужчина молчал.
- Почему ты её защищаешь?
Тонкие губы превратились в нитку.
- Между прочим, ты из-за неё чуть на тот свет не отправился.
Фудзисима ничего не говорил, только глаза отводил, и Тору начал злиться. Душа жаждала мести. Пусть преступница за всё ответит! Тору не знал, как Фудзисима, а он не мог её простить. Немыслимо простить ту, по вине которой он едва не остался один.
- Почему ты не обратился в полицию?
- Это не нужно.
- Не нужно? А если б она тебя убила?
- В таком случае, полагаю, уже ничего нельзя было бы изменить.
О да, покорность судьбе, достойная подражания!
- Прекрасно, а мне что прикажешь делать? Быть хорошим мальчиком и дать себя зарезать? Она же за мной приходила? Она сначала моё имя назвала!
Фудзисима и бровью не повёл:
- Наши с ней отношения тебя не касаются.
Тору ненавидел, когда Фудзисима начинал говорить таким тоном. Он пнул ножку стула, и мужчина, наконец, поднял голову.
- Ну конечно, спасибо, что разрешил не волноваться! Не понимаю я, что у тебя в голове творится, Фудзисима-сан, в упор не понимаю.
- Не шуми.
Тору застыл. Потом вскочил, схватил складной стул, на котором сидел, и швырнул об стену.
- Если кто в этой комнате и поднимает шум, то это ты! Всё, я иду домой. Я тебе мешаю, я шумный... Я ухожу!
Тору в ярости выскочил из палаты, скатился по ступенькам. В груди бушевало негодование. Зачем защищать преступника? Преступник должен быть наказан! Он вскочил на велосипед, но забыл про бордюр и впечатляюще навернулся. Незастёгнутый шлем откатился в сторону.
- Проклятье, - Тору со злостью пнул колесо.
Потом сел, обняв колени. Он злился, злился, злился... и все же сквозь неуёмную ярость пробивались слезы. В довершение всего, начал пробирать холод, и Тору заколотило. На землю ложился мелкий, как сахарная пудра из кондитерской, снег. Почти апрель - а нисколько не потеплело. Холодно, как же холодно... Фудзисима понятия не имеет, как он волнуется, как ему одиноко. Надо было ненавидеть его, ненавидеть, а не любить - насколько тогда всё стало бы проще.
Тору подобрал велосипед и медленно поехал домой, намеренно не надев шлем. Однако забыть о Фудзисиме не получалось, на полпути Тору развернулся и бешено погнал обратно. С таким настроением он не уснёт. Вот посмотрит на Фудзисиму еще разок - и можно будет возвращаться. У него даже предлог есть: оставил в палате термос.
Входить, как ни в чем не бывало, после вспышки ярости казалось неловко. Тору топтался у дверей, пока проходящие мимо люди не начали удивленно на него посматривать. Наконец, собрав волю в кулак, Тору шагнул в палату, но комната пустовала. Он подождал немного: вдруг Фудзисима руки моет или что - потом, не выдержав, заглянул в туалет. Никого. Для осмотра не время: вечер на дворе. Тору побродил по коридорам и наткнулся на немолодую медсестру, которую не раз видел у Фудзисимы.
- Извините, пожалуйста. Фудзисимы-сан нет в палате.
- Верно, - кивнула женщина. - К нему недавно пришли, так они, наверное, в холле сидят.
Насколько Тору знал, Фудзисиму, кроме него самого, навещал только какой-то мужчина в костюме, представившийся коллегой с работы.
- Она к нему часто приходит. Не иначе, любимая.
Тору оцепенел:
- Часто, говорите?
- Да уж неделю как. Она хорошенькая, настоящая красавица!
Сердце забилось с перебоями. Фудзисима ведь говорил, что у него нет подружки. С другой стороны, мужчина упоминал, что кого-то любит. Тору тогда думал, что это про него. Выходит, ошибался?
На неверных ногах он подобрался к холлу. Пациенты, поужинав, уже разошлись, и на стульях, посреди помещения, сидели рядышком двое. Тору подкрался ближе. Один затылок явно принадлежал Фудзисиме. Второй был женский: по спине струились длинные волосы, покачивающиеся всякий раз, когда женщина встряхивала головой. О чём они говорят? Даже не задумываясь, что подслушивать некрасиво, Тору нырнул под декоративное растение и навострил уши.
- Не надо больше приходить, - сказал Фудзисима. - Видишь, я уже выздоравливаю...
Женщина молчала.
- Я тебя не виню и не собираюсь винить, что бы не случилось. Только скажи - и я выпрыгну в это окно, и мне будет всё равно.
Он определённо не шутил, у Тору вдоль позвоночника побежали мурашки.
Женщина всхлипнула.
- Не плачь.
- Ты знаешь, почему я плачу.
Нет, беседа не походила на щебетанье влюбленных. Напротив, в воздухе висело тяжёлое, глухое напряжение. Женщина дрожала.
- Почему ты защищаешь Тору Такахису? Кто он тебе? Просто знакомый!
Услышав свое имя, Тору принялся слушать с утроенным вниманием.
- Мы уже обсуждали это. Он потерял память, он не помнит аварию и все, что было до. Требовать, чтобы он искупил преступление, которого не помнит, несправедливо.
Про что это они? Почему разговор вертится вокруг него? Какое ещё... преступление? Он ведь только врезался в столб... На грани сознания промелькнули слова Иси.
- И что? Из-за того, что он не помнит, как вылетел на встречную, я должна простить ему гибель младшего брата?
Тору похолодел. Авария, преступник, жертва... Он всё забыл. Всё. Что же он натворил?..
- Не должна. Именно поэтому я беру его вину на себя. Я сделаю всё, что пожелаешь. Только, пожалуйста, оставь Тору в покое.
Женщина истерически засмеялась:
- Мой брат умер. Не было расследования, не было суда... Сколько же ты заплатил, а? Сколько ты отдал, чтобы спасти этого негодяя и замять дело брата?
- Мне очень жаль...
- А потом вы так хорошо спрятались... если бы не парень с его работы, я бы ни за что вас не нашла. Небось, обрадовался, что сумел сбежать? Думал начать новую жизнь? Не смеши меня! Мой брат погиб, глупо погиб! Никакие деньги его не заменят! Верни мне брата! А если не можешь, заставь Тору Такахису ползать передо мной на коленях!
Её голос сорвался на крик, и каждое слово резало Тору острым ножом. Он уставился на руки: ладони вспотели.
- Я слишком хорошо знаю, что деньги в таких случаях бессильны. Я просто понятия не имел, как тебе ещё помочь. Сбережений у Тору... было не слишком много, но я всё отдал тебе. Я понимаю, что это не искупит его вину... но умоляю, прости его.
Тишину нарушали только всхлипывания женщины.
- Закрыл его собой, значит? Думал, не посмею? Думал, достану тебя и успокоюсь?
- Нет... - Фудзисима немного помолчал. - Насколько я понимаю, жизнь у Тору не задалась. Было бы жестоко вдобавок наблюдать, как он страдает из-за поступка, которого даже не помнит. Он получил второй шанс, и я хочу, чтоб на этот раз ему повезло больше. Я понимаю, что не вправе надеяться... но я просто хочу видеть его счастливым. Даже если для этого придется преступить закон.
Женщина сдавленно рыдала.
- Я беру вину на себя. Пожалуйста, постарайся забыть имя Тору Такахисы.
- Это не вернёт мне брата...
Тору тихо вышел из холла. Перед глазами плыло, в ушах стоял зыбкий шум. На лестнице ватные ноги подвели, и он прокатился весь лестничный пролет. Сознание на миг померкло. Тору подумал, не умер ли, но острая боль привела его в чувство. Немного отдышавшись, он кое-как одолел спуск, с трудом переставляя ноги и придерживаясь за стену. На стоянке взялся за холодный руль велосипеда - и внутри будто плотину прорвало. Тору заскулил в голос, сам не зная, кого оплакивает: то ли неизвестного парня, чьего лица он не помнил, то ли себя.
Пальцы давно онемели, дыхание перехватало, а Тору все плакал. В какой-то момент он поднял голову и увидел на крыльце больницы силуэт. Плащ. Длинные пряди рассыпаются по спине. Не слишком понимая, что делает, Тору догнал женщину и схватил за руку.
- Простите, - он упал на колени. - Мне так жаль... Прошу вас, простите меня...
Он не помнил преступления. Но это не имело значения. Он убийца.
Женщина возвышалась над ним, словно грозная статуя.
- Посмотри на меня, - приказала она.
Тору поднял залитое слезами лицо. Черты женщины исказились.
- Ты Тору Такахиса, - медленно произнесла она.
Тору так усердно закивал, что затрясся всем телом:
- Я с-слышал, к-как вы разговаривали. Я не знал... Я не знал...
Он понимал, что пощады не будет. Не может быть.
- Ты убил моего младшего брата.
Тору всхлипнул.
- Если бы не ты, он прожил бы долгую жизнь. Родителям и мне придется жить без него!
- Простите... Простите... Я всё, что хотите, сделаю, только простите. Я... Я...
Он кланялся, почти касаясь лбом заснеженного асфальта.
Женщина топнула ногой.
- Говоришь, прямо как он! "Делай, что хочешь", "Если хочешь, убей меня"! Думаешь, мне или матери с отцом станет от этого легче?
Она снова велела ему поднять голову, и он послушался. Она ударила его по правой щеке, по левой, опять по правой - пока не выбилась из сил. Ноги её подломились, она ничком упала рядом с ним и остервенело стукнула по земле.
- Брат состоял на учёте в полиции. Подростком постоянно попадал в неприятности... Мы так радовались, когда он, наконец, остепенился. Сказал, что возьмётся за ум, что хочет пойти по стопам отца... и вдруг эта авария! И на похоронах все шептались: "Он был плохой мальчик. Он получил, что заслужил..." Представляешь, каково мне было?!
- Простите, - прошептал Тору.
- Это ты виноват! - она вскочила, набросилась на него, а потом, обессилев, опять опустилась на землю. - Ты выехал на встречную и врезался в его машину. Мне всё равно, заснул ты тогда или что... ты его убил!
Женщина с трудом поднялась.
- Помни. Всегда помни, что ты убийца... Помни всю жизнь.
Он прерывисто вздохнул.
- И передай человеку, который тебя спас, что я прошу прощения.
Вскоре её фигура растворилась в темноте. А Тору ещё долго не мог шевельнуться.
Свет в коридорах уже не горел. Тору на цыпочках миновал сестринскую: сёстры, поглощённые болтовней, не заметили позднего посетителя. Фудзисима лежал в палате один, его соседа вчера выписали. Кремовый полог вокруг кровати был задернут, сквозь тонкую ткань пробивался свет. Десять вечера - спать ещё рано: должно быть, Фудзисима читал.
- Фудзисима-сан... - позвал Тору.
- Такахиса? Что случилось?
Мужчина отдернул полог, и Тору с опущенной головой подошел к кровати. Фудзисима положил на колени журнал.
- Разве время посещений не закончилось?
Закончилось. Ну и что?
- Прости, я сейчас пойду домой. Просто хотел извиниться.
- За что?
- За всё, что наговорил.
- И только? Можно было завтра прийти.
Тору пожал плечами.
- Дождь идет? - спросил Фудзисима.
- Нет, снег. А почему ты решил, что дождь?
- У тебя волосы мокрые.
Тору шмыгнул носом:
- Я долго был на улице.
- Что ты там делал?
Не в силах ответить, Тору опустился в изножье кровати, спиной к Фудзисиме. Показывать лицо было стыдно: мало того, что он плакал, так его ещё отхлестали по щекам. Джинсы от колен и вниз вымокли и почернели, руки грязные, пальто тоже промокло, да и с волос течёт.
Там, на снегу, ему стали известны вещи, которые он не вспомнил бы, как бы ни старался. И Фудзисима всё скрывал... не следовало ему так поступать. За преступления надо платить - помнишь ты их или нет. Что случилось, то случилось. А Фудзисима ради его спасения хотел пожертвовать собой. Зачем было заходить так далеко? Разве его жизнь многое значит? Ничего она не значит: ни та, ни теперешняя.
Да, женщина его простила... и в любой момент могла вернуться и напомнить о его грехе. Он должен искупить преступление. Сейчас. Неизвестно, каким образом, но должен. И всё равно за глубоким раскаянием на ум приходили другие мысли. О Фудзисиме. О том, почему он на самом деле защищал Тору. О его чувствах.
- Посмотри на меня.
Тору, пряча глаза, как провинившийся ребёнок, повернулся.
- ...ты не хотел быть один.
Пусть так, боль не уходила. Пожалуй, следовало сказать Фудзисиме, что больше нет нужды обманывать его. И что тогда сделает Фудзисима? Что он сделает, когда поймёт, что Тору больше не надо оберегать? Уйдёт? Бескровная рука лежала на простынях, и Тору машинально схватил её. Рука трепетала, вырывалась, но Тору держал крепко. И мало-помалу, она сдалась, успокоилась. Тору сжимал запястье Фудзисимы, а тот в ответ легонько поглаживал его ладонь.
- У тебя руки как лед. Что ты делал?
И вдруг Тору захотел его так остро, как никогда раньше. Он залез на простынь коленями и потянулся к Фудзисиме. Мужчина отпрянул, но и только: узкая кровать не давала простора для маневров.
- Почему ты убегаешь?
- Я не убегаю.
Тору придвинулся ближе. На щеках Фудзисимы заходили желваки.
- Ты со мной, правда, Фудзисима-сан?
- Ты странно формулируешь свои мысли. Я не уверен, что правильно это так называть.
Тору поцеловал его, очень легко, едва касаясь. Затем ещё раз, увереннее. Когда он отстранился, губы Фудзисимы дрожали. Мужчина прикрыл рот ладонью, дико глянул на Тору и опустил голову.
- Иди домой, - голос прерывался. - Возвращайся домой.
Вот бедняга. Фудзисима жалел Тору, считая его несчастным, а на самом деле его самого стоило пожалеть. Выразить свои чувства он не мог, как бы Тору не старался помочь. Слишком сильны моральные устои?
- Любишь меня, а, Фудзисима-сан? - шепнул Тору ему на ухо. - Любишь, жизнью ради меня рискуешь, в своём доме держишь...
- Я тебя не держу... Я просто хотел, чтобы ты был счастлив.
Тору обхватил его - дрожащее худое тело, с бледной спиной и сладко пахнущей шеей.
- Скажи, Фудзисима-сан, кем я тебе был?
И мужчина не ответил, как обычно, "другом".
- Мы любили друг друга?
- Нет, - тихо возразил Фудзисима.
- Жаль. А я наделся, что да. Тогда бы мне не пришлось выдумывать, как объяснить себе свои же чувства. Я бы поверил, что они просто таились в моём подсознании.
Фудзисима мерно качал головой:
- Ты меня ненавидел. Вот почему...
- Тогда я рад.
Фудзисима встрепенулся.
- Я рад, что потерял память и забыл, как я тебя ненавидел.
- Дурак... - с болью в голосе прошептал он.
- Дурак, - послушно согласился Тору. - Я хочу тебя услышать. Скажи мне. Давай. "Я тебя люблю".
Фудзисима отбивался, но очень вяло. Тору забрался на кровать с ногами и крепко его обнял. Засыпал поцелуями, чувствуя, как внутри натягивается упругая нить, потом ткнулся ему в грудь. Любовь, сочувствие, одиночество - всё скрутилось в тугой, невыносимый комок и хлынуло наружу. Пока Тору рыдал, Фудзисима гладил его по волосам, а затем...
- Я тебя люблю.
Простые слова прозвучали так легко, что удивительно было, почему же он не мог сказать этого раньше. Вот и всё.
Выплакавшись, Тору более или менее пришел в себя и сумел оценить масштабы разрушений. На кровати будто кросс бегали, причем в не самую лучшую погоду. Пижамная куртка Фудзисимы промокла от слёз и пота и вдобавок расцветилась серыми отпечатками рук Тору. Фудзисима оглядел себя и поёжился.
- Прости, - забормотал Тору. - Я...
- Ничего. У меня ведь есть кому принести новую, правда?
В отвороте расстёгнутой пижамы виднелась белая кожа и светлые соски. И сюда он только что прижимался лицом... Тору смотрел, как завороженный. Потом протянул руку. Фудзисима напрягся:
- Убери руки.
- Я только дотронусь...
Он развел полы куртки пошире и положил обе ладони на прохладные грудные мышцы. Жесткие... Стало жарко. Он завел пальцы Фудзисиме под мышки и слегка надавил. Там было теплее и тверже, чем ему казалось.
- П-прекрати...
- Я не...
Он припал ртом к одному из сосков. Крепкий, горячий и почему-то сладкий. Почувствовав, что Фудзисима пытается отстраниться, Тору поспешно прижался сильнее, вырвав у того длинный, захлёбывающийся вздох.
- Перестань, нет, нет...
Но Тору не перестал. Напротив, удвоил усилия, одновременно опуская руку ниже - хотел удостовериться, приятно ли Фудзисиме. Определённо, хоть мужчина и протестовал, тело его получало удовольствие. Движимый безотчётным порывом, Тору оттянул резинку его трусов.
- Прекрати!
И тут они услышали, как открывается дверь. Тору моментально отпрыгнул, Фудзисима судорожно поправил пижамные брюки и запахнул куртку на груди.
- Фудзисима-сан? - позвала медсестра.
Полог дрогнул, занавеска поехала в сторону.
- Не открывайте! - в панике выкрикнул Фудзисима.
Занавеска остановилась.
- Мне приснился кошмар, и я сейчас выгляжу не лучшим образом. Не смотрите, пожалуйста.
- Как вы себя чувствуете? - заволновалась сестра. - Вам плохо?
- Нет, мне хорошо. Простите, что повысил на вас голос.
Шаги начали отдаляться, дверь захлопнулась.
Фудзисима и Тору хором выдали вздох облегчения, посмотрели друг на друга и расползлись по разным концам кровати. Тору отчаянно хотелось дотронуться до Фудзисимы, но он сдерживался изо всех сил. Сел, обхватил колени и принялся размышлять, что же это на него нашло так не вовремя. Через полминуты он все-таки потянулся к Фудзисиме, и мужчина уставился на его ладонь, как на чудовище.
- Н-не надо...
- Просто руку. Просто за руку подержу... - умолял Тору. - Я ничего не буду делать. Просто дай руку. Пожалуйста.
И Фудзисима после долгой-долгой паузы, такой долгой, что Тору совсем изнемог, накрыл своей ладонью его пальцы.
А на рассвете их, мирно спящих на одной кровати, застукала медсестра и пришла в священную ярость. Они битый час в два голоса ее урезонивали и просили прощения.
Тору витал в облаках. Они всю ночь держались за руки. Фудзисима натягивал на него одеяло, грел ему пальцы и дышал на ухо, когда думал, что Тору не замечает. Что и говорить, Фудзисима всегда его опекал.
Спустя два дня Тору явился в полицейский участок, думая сделать чистосердечное признание.
- Я был виновником несчастного случая, который произошёл полгода назад, - заявил он.
Но полицейские засомневались. На просьбу подробнее рассказать о том, как именно он спровоцировал аварию, Тору не сумел поведать ничего определённого. Виновник аварии, а деталей описать не может! Как это так?
- И что же вы хотели нам сообщить? - развели в участке руками. - Вы бы еще позже пришли.
Тору вернулся домой ни с чем. Но успокоиться и забыть не получалось: каждый раз, видя в новостях сюжеты об автокатастрофах, он не мог найти себе места. И слова "Всегда помни" приговором звучали в голове.
Тору открыл счёт в банке. Если наказания со стороны закона не предвидится, может, хоть такое искупление принесет облегчение. Это придётся помнить, с этим придётся жить...
Зацвели вишни. Тору любовался ими, пока - как-то совсем незаметно - на деревьях не остались одни темные листья. Кондитерская процветала, появилось много постоянных покупателей. Тору усердно вёл дела, время от времени тайком таская пирожные врачам и медсёстрам.
После работы Тору оседлал велосипед и помчался в больницу. Часы показывали половину седьмого, в больнице уже подали ужин, и Тору вез Фудзисиме "заныканный"десерт.
- Сегодня в меню сырное пирожное и клубнично-шоколадное!
Тору возился с коробкой и блюдцами, а Фудзисима до того умильно наблюдал, что его хотелось схватить в охапку и потрепать. Или хотя бы волосы взлохматить. Однако Тору сцепил пальцы и не поддался соблазну. Подобные вольности, пусть и проделанные в шутку, Фудзисиму приводили в смятение: он словно в панцирь прятался, и разговорить его не представлялось никакой возможности.
Тору выложил пирожные на блюдце, увенчал вилкой и протянул Фудзисиме. Мужчина поблагодарил, но вместо того, чтобы накинуться на еду, принялся вертеть блюдце в руках.
- Меня обещают выписать, - произнесли губы, которые Тору до дрожи тянуло поцеловать. - Сказали, на следующей неделе.
- Правда? - обрадовался парень. - Это надо отметить. Вернёшься домой - и я тебе знаешь что куплю? Целый торт!
- И я лопну... - поднял Фудзисима счастливые смущённые глаза.
-- 1 Личная печать - у японцев используется вместо росписи.
-- 2 Оякодон - рис, залитый супом с курятиной и яйцами.
-- 3 Бон - день поминовения усопших. Тем не менее, отмечается весело, красочно и шумно.
-- 4 Тэрияки - соус, приготовленный из сои, саке, сахара и специй. Также название метода приготовления еды, когда пищу маринуют в соевом соусе и вине (мирин или саке) после чего обжаривают на гриле и подают в соусе тэрияки.
-- 5 Но - жанр японского традиционного драматического искусства, вид театрального музыкального представления. В представлении используются деревянные маски.
-- 6 en reconnaissance - на разведку (фр)
-- 7 Тирамису - изысканный итальянский десерт на основе сыра маскарпоне. Также в состав входят савоярди - сухое пористое печенье, куриные яйца, сахар, кофе (лучше эспрессо), алкоголь (ром, бренди, марсала); сверху десерт украшается какао-порошком и тёртым шоколадом. Торт не выпекается, по консистенции мягкий, как пудинг
-- 8 Chiboust - заварной ванильный крем, может употребляться как отдельное блюдо
-- 9 Mille-feuille - оно же пирожное "Наполеон"
-- 10 Дотэнабэ - устрицы и другие ингредиенты, тушеные с пастой мисо в специальной кастрюльке набэ